Путанабус - Страница 112


К оглавлению

112

       - Ты так думаешь? - спросила Катя с подозрением, растягивая слово "думаешь".

       - Не думаю. Знаю. Если тебя мучает, что под венец идешь без исповеди, так я готов у тебя её принять. И отпустить грехи.

       - Обломись, Жорик, - фыркнула невеста, - Ты и так про меня слишком много знаешь.

       - Ну, тогда, иди и не греши, - перекрестил я её, - Я тебя благословляю.

       - Нет, Жора, ты для меня всё же загадка, - покачала головой Катя, и, крутанув пышными юбками, умчалась по своим делам.

       Наконец все заняли свои места.

       Билл с Саркисом, в качестве шафера, или как тут говорят - бестмэном, отделились от толпы и встали рядом с пастором.

       Потом по проходу пустили чьих-то детей лет восьми. Девочка в коротком пышном белом платьице, из-под которого выглядывали кружева длинных панталончиков, гордо несла маленькую корзинку, и, как толстовский сеятель, она раскидывала по суконной дорожке лепестки цветов, беря их из корзинки. А мальчик в белой рубашке с бабочкой и штанах до колен, рядом с ней на вытянутых руках осторожно нёс бархатную подушечку с кистями по углам. На подушке лежали обручальные кольца. И было заметно, что он очень боится их уронить. Всё это они сложили на импровизированный алтарь под аркой, и, получив от пастора по конфете, гордые бросились в толпу к родителям.

       Затем я, на правах посаженного отца, взяв Катю за пальцы по-королевски, то есть с выносом рук вперед движения, неторопливо повел её этим проходом, шагая по цветам к алтарю, у которого её ожидал толстый, красный, рыжий, лысыватый счастливый Билл, одетый во всё белое.

       С первым нашим шагом, из динамиков торжественно взревел марш Мендельсона. Скорее всего, кто-то из наших девчат расстарался и выкопал музон по случаю на MP3- флешке или в телефоне. А, может, и Саркис.

       На Кате было одето длинное лёгкое платье с декольте и кринолином нежно-персикового цвета и короткая фата без флёрдоранжа.

       Я вел Катю к алтарю, чувствуя, как её начинает нехило колбасить.

       На середине пути Катя заполошно воскликнула, и, слава Богу, за громкой музыкой её слов никто кроме меня не услышал.

       - Жора, ты не сказал мне главных слов.

       - Каких?

       - Ты со мной не развелся, придурок.

       Да, мой косяк, ничего не попишешь. И для катиного душевного равновесия я ей тут же сказал три раза "талах", что её успокоило ненадолго.

       Наступил момент истины. Мы с Катей, неторопливо пройдя дорожкой, встали напротив жениха с шафером.

       Пастор, прижав Библию к сердцу, вскинул в сторону толпы правую руку. Музыка стихла и он произнёс высоким тонким голосом.

       - Есть здесь человек, который может сказать что-то, из-за чего не может быть свершён данный брачный обряд?

       Наступившая молчаливая пауза показалась мне вечностью. Я подспудно всё ждал от кого-то подлянки. Чуйка свербила под копчиком, что без этого не обойдётся. А пальцы чувствовали, как снова колотит Катю. Сквозь фату мне было видно, как она закусила нижнюю губу, закатив глаза под брови. Она тоже очень трусила, что кто-то сейчас выйдет и опорочит её перед всеми. И убьёт её второй шанс.

       Но обошлось. Все промолчали. Хотя чуйка моя успокаиваться даже не собиралась.

       Пастор продолжил.

       - Пусть такой человек выйдет сюда и скажет это всём громко. Или молчит об этом всю свою жизнь, до смерти, - он приподнял обеими руками над головой том Библии, как будто бы хотел этой книгой вбить такого нахала в землю.

       Никто не вышел.

       Катю отпустило. Она уже улыбалась сквозь фату.

       - Подойдите ко мне, дети мои, - сказал пастор.

       И мы с Саркисом подвели к нему брачующихся.

       - Возьмитесь за руки и скажите друг другу пред Богом и людьми слова брачного обета.

       Билл осторожно поднял фату на невесте, потом снова взял Катю за руки и, глядя ей в глаза, с чувством сказал.

       - Я буду любить тебя, и почитать тебя во все дни моей жизни. Я, Вильям, беру тебя, Екатерина, в мои законные жёны, чтобы быть с тобой и хранить тебя, начиная с этого дня. Я обещаю быть верным тебе во времена хорошие и плохие, в богатстве и бедности, в болезни и здравии, в горе и радости, пока смерть не разлучит нас.

       Катя, держа Билла за руку, смотря ему в глаза и сияя запредельным счастьем, чуть сбивчиво произнесла ответную формулу брачного обета.

       - Я буду любить тебя, и почитать тебя, во все дни жизни моей. Я, Екатерина, беру тебя, Вильям, как своего законного мужа, чтобы быть с тобой и хранить тебя, начиная с этого дня. Я обещаю быть верной тебе и в хорошие времена и в плохие, в богатстве и бедности, в болезни и здравии, в горе и радости, пока смерть не разлучит нас, - и сама лучилась просто ангельским светом.

       Было заметно, что говорила она не на своем языке. Заучила наизусть, скорее всего. Я же помню, что Катя довольно посредственно знала английский.

       Потом они взяли с алтаря кольца и обменялись ими.

       Методистский священник, прижав к груди Библию, воскликнул в толпу, словно пригрозил.

       - Что Бог соединил, никакой человек да не разделит.

       Потом, обратившись к молодоженам, произнес.

       - Супружество, вами заключённое, я авторитетом Матери нашей Методистской церкви Новой Земли подтверждаю и благословляю. Теперь вы муж и жена перед Богом и людьми. Во имя Отца, Сына и святого Духа! Аминь.

       Он перекрестил новобрачных книгой.

       - А теперь скрепите свой союз поцелуем.

112